А это явно было несчастье. Хантон чувствовал
спазм в желудке, который всегда появлялся у  него  при  несчастных  случаях.
Даже четырнадцатилетнее отскребывание человеческих внутренностей от мостовых
и тротуаров  у  подножия  высотных  домов  не  помогло  справиться  с  этими
толчками, будто в животе у него ворочался какой-то злобный зверек.
     Человек в  белой  рубашке  увидел  Хантона  и  нехотя  приблизился.  Он
напоминал бизона вросшей в плечи головой и налившимися  кровью  сосудами  на
лице, то ли от повышенного давления, то ли  от  излишне  частого  общения  с
бутылкой. Человек пытался что-то сказать, но после  пары  неудачных  попыток
Хантон прервал его:
     - Вы владелец? Мистер Гартли?
     - Ннет... нет... Я Станнер, мастер. Господи, такое...
     Хантон достал блокнот:
     - Пожалуйста, мистер Станнер, опишите подробно, что у вас произошло.
     Станнер побледнел еще больше; прыщи у него на носу темнели, как родимые
пятна.
     - Я обязательно должен это сделать?
     - Боюсь, что да. Мне сказали, вызов очень серьезный.
     - Серьезный. - Станнер, казалось, борется с удушьем, его адамово яблоко
прыгало вверх-вниз, будто обезьяна на ветке. - Миссис Фроул... умерла. Боже,
как бы я хотел, чтобы здесь был Билл Гартли.
     - Так что же случилось?
     - Вам лучше пойти посмотреть, - сказал Станнер.
     Он отвел Хантона за ряд отжимных прессов,  через  гладильную  секцию  и
остановился у одной из машин. Там он махнул рукой.
     - Дальше идите сами, инспектор. Я не могу на это смотреть...  не  могу.
Простите меня.
     Хантон зашел за машину,  чувствуя  легкое  презрение.  Они  работают  в
паршивых условиях, прогоняют пар через кое-как сваренные  трубы,  пользуются
смертельно опасными химикатами и вот - кто-то пострадал. Или  даже  умер.  И
теперь они не могут смотреть. Тоже мне...
     Тут он увидел это.
     Машина еще работала. Никто ее так и не выключил.  Потом  он  изучил  ее
слишком хорошо:  скоростной  гладильный  автомат  Хадли-Уотсона,  модель  6.
Длинное и неуклюжее имя. Те, кто работал здесь среди пара и  воды,  называли
ее короче и более удачно - "давилка".
     Хантон долго смотрел на нее, и наконец с ним  впервые  за  четырнадцать
лет службы случилось следующее: он отвернулся, поднес  руку  ко  рту  и  его
вырвало.
     - Тебе нельзя много есть, - сказал Джексон.
     Женщины зашли внутрь, ели и болтали, пока Джон Хантон  и  Марк  Джексон
сидели на лавочке возле кафе-автомата.  Хантон  на  такое  заявление  только
усмехнулся: он в этот момент как-то не думал о еде.
     - Сегодня еще один случай, - сказал он, - очень скверный.
     - Дорожное происшествие?
     - Нет. Травма на производстве.
     - Нарушили технику безопасности?
     Хантон ответил не сразу. Лицо его невольно скривилось.  Он  взял  банку
пива из стоящей между ними сумки, откупорил и отхлебнул разом половину.
     -  Я  уверен,  что  ваши  умники  в  колледже  ничего   не   знают   об
автоматических прачечных.
     Джексон фыркнул.
     - Кое-что знаем. Я сам как-то летом работал на такой.
     - Тогда ты знаешь то, что называется скоростной гладильной машиной?
     Джексон кивнул.
     - Конечно. Туда суют все, что надо разгладить. Такая большая, длинная.
     - Вот-вот, - сказал Хантон. - В  нее  попала  женщина  по  имени  Адель
Фроули. В прачечной.
     Джексон выглядел озадаченным.
     - Но... этого не может быть, Джонни. Там же есть  планка  безопасности.
Если Сунуть туда хотя бы руку,  планка  поднимется  и  отключит  машину.  Во
всяком случае, у нас было так.
     Хантон кивнул.
     - Так и есть. Но это случилось.
     Хантон закрыл глаза и в  темноте  снова  увидел  скоростную  гладильную
машину Хадли-Уотсона, какой  она  была  в  то  утро.  Длинная  прямоугольная
коробка, тридцать на  шесть  футов.  Под  загрузочным  устройством  проходил
брезентовый транспортер из четырех лент, который шел за планку безопасности,
чуть поднимался и затем спускался вниз.  По  транспортеру  отжатые  простыни
прокатывались между двенадцатью громадными вращающимися цилиндрами,  которые
и составляли большую часть машины. Шесть сверху, шесть  снизу,  они  сжимали
белье,  словно  тонкий  слой  ветчины  между  толстенными   ломтями   хлеба.
Температура пара в цилиндрах могла доходить до трехсот градусов. Давление на
белье,  поступавшее  по  транспортеру,  равнялось   восьмистам   фунтам   на
квадратный фут.
     И миссис Фроули попала туда. Стальные цилиндры с  асбестовым  покрытием
были красными, как пожарные ведра, и горячий пар, выходивший из машины,  пах
кровью. Кусочки ее белой блузки, голубых брюк и даже белья все еще  вылетали
из машины с другого конца, большие рваные лохмотья, с  жуткой  аккуратностью
разглаженные. Но даже это было не самым худшим.
     - Я попытался все это собрать, - сказал он Джексону. - Но человек  ведь
не простыня, Марк... Что я видел... что от нее осталось, - как и злополучный
мастер, он не мог закончить фразу. - Они сложили ее в корзину, -  сказал  он
тихо.
     Джексон присвистнул.
     - И кому же за это влетит? Прачечной или инспекции?
     - Пока неизвестно, - ответил Хантон. Жуткое зрелище все  еще  стояло  у
него перед глазами: шипящая, стучащая и дрожащая давилка, кровь  на  зеленых
стенках длинной коробки, и этот запах... - "Это зависит от того, кто  сломал
эту проклятую планку безопасности, и при каких обстоятельствах".
     - Если виновато начальство, они смогут вывернуться?
     Кантон невесело усмехнулся.
     - Женщина умерла, Марк. Если Гартли и Станнер  виновны  в  небрежности,
они пойдут под суд. Не имеет значения, с кем они  там  знакомы  в  городском
совете.
     - Ты думаешь, это их вина?
     Хантон вспомнил прачечную,  плохо  освещенную,  с  мокрым  и  скользким
полом, со старыми машинами.
     - Похоже на то.
     Они вместе поднялись, чтобы идти.
     - Расскажешь, чем  это  кончится,  Джонни,  -  сказал  Джексон.  -  Это
интересно.
     Хантон оказался неправ насчет давилки; она оказалась исправной.
     Шестеро государственных инспекторов осмотрели ее в  ходе  расследования
снизу-доверху. Безрезультатно. Они констатировали, что причиной  несчастного
случая была неосторожность.
     Ошеломленный  Хантон  зажал  в  углу  одного  из  инспекторов,  Роджера
Мартина. Это был высокий, очень правильный человек с очками,  толстыми,  как
пуленепробиваемое стекло. Он нервно крутил  в  пальцах  ручку,  пока  Хантон
задавал ему вопросы.
     - Ничего? Совсем ничего не нашли?
     - Ничего, - сказал Мартин. - Конечно, в  первую  очередь  мы  осмотрели
планку безопасности. Она действовала превосходно.  Вы  знаете,  что  сказала
миссис Джилиэн? Миссис Фроули слишком глубоко засунула руку. Никто этого  не
видел; все были заняты своей работой. Она  стала  кричать.  Руку  тогда  уже
затянуло в машину. Они пытались вытащить ее  вместо  того,  чтобы  выключить
машину - обычный результат паники. Другая работница,  миссис  Кин,  уверяла,
что хотела выключить машину, но, кажется, нажала на кнопку включения  вместо
выключателя. А потом было уже поздно.
     - Тогда планка безопасности не работала, - настойчиво сказал Хантон,  -
Иначе она сунула бы руку под нее, а не сверху.
     - Вы неправы. Над  планкой  стальная  панель.  И  потом,  когда  планка
неисправна, машина отключается автоматически.
     - Но как же это, черт возьми, случилось?
     - Мы не знаем. Мы с коллегами пришли к выводу, что миссис Фроули  могла
попасть в машину, только свалившись туда сверху. Но когда это случилось, она
стояла на полу. Это подтвердили все свидетели.
     - Этого не может быть.
     - Я и сам не понимаю, - он замолчал, чуть поколебался  и  продолжил,  -
Хантон, я скажу вам, раз уж вы принимаете это так близко к сердцу.  Если  вы
кому-нибудь передадите мои слова, я откажусь от них. Но мне  не  понравилась
машина. Она... ну, что ли, издевалась над нами.  За  последние  пять  лет  я
проверял с десяток гладильных машин.
     Некоторые из них были в таком состоянии, что я не подпустил бы к ним  и
собаку - к сожалению, наш закон слишком либерален. Но то были просто машины.
А это... Какой-то дух. Не знаю почему, но мне  так  показалось.  Если  бы  я
нашел в ней хоть какую-нибудь неисправность, я  настоял  бы  на  выключении.
Нелепо, правда?